Родовой кинжал - Страница 56

— Милка, а Милка, давай я сейчас расскажу троллю, как ты в крапиву голой попой влезла?

Это было одним из самых позорных воспоминаний моего детства, и Чистомир знал, как я ненавижу, когда он об этом вспоминает.

Во мне вдруг распрямилась какая-то пружина, к которой доступ имел только друг детства, и, издав утробное рычание, я кинулась на него с горячим желанием незамедлительно заняться смертоубийством.

Конечно, он был еще слаб после ран и использования магии, иначе мне бы не удалось так легко его завалить на землю и несколько раз хорошенько стукнуть, прежде чем чьи-то сильные руки не подняли меня за подмышки и не поставили на землю, перед этим хорошенько пару раз встряхнув. Чистомир все это время хохотал, как сумасшедший.

Я обернулась, и меня как хлыстом ударил злой взгляд серебристо-серых глаз Ярослава.

— Прекращай, Чистомир, — серьезно и веско сказал он. — Иначе я займусь тобой, и ты пожалеешь, что вчера выжил.

— Ладно, ладно, строгий капитан. Все. Прости, Мила, виноват, не стоило тебя задевать. Но мне так хотелось ощутить, что я все-таки жив! Честно говоря, я вчера днем на это уже и не надеялся. Так, что у нас на завтрак?

— То, что сам приготовишь, — сказал капитан, но готовить конечно же пришлось мне.

После завтрака Волк попросил, чтобы я снова замаскировала наш фургон, приказал всем прочим сидеть тихо, а меня усадил рядом с собой на скамью управления, которая теперь была похожа на козлы крестьянской телеги.

Фургон — нет, воз с хворостом — теперь тащили две меланхоличные лошадки, на создание которых у меня ушла прорва сил. Я, сгорбившись, сидела на козлах, чувствуя, как ноет и вибрирует каждая косточка в моем теле. Странно, но в этот раз заклинание далось мне куда легче, хоть и забрало все силы, и я чувствовала себя такой же беспомощной, как новорожденный котенок, но зато не упала в обморок. Все зависит от практики, конечно, и жизнь снова подтвердила эту истину. Чем чаще прогоняешь через себя заклинание, тем меньше у тебя уходит магической энергии в никуда или на лишние пассы руками.

— Это маскировочное заклинание великолепно, я никогда с таким раньше не сталкивался, — сказал вдруг Ярослав. — Ты ведь наделила фургон еще и отталкивающими свойствами? Я долго думал, почему вчера нечисть обращала на нас так мало внимания. А он им был просто неинтересен! Как бы нам такое пригодилось во время войны! Где ты научилась этому?

— У каждого человека должен быть свой конек, — ответила я. — Так говорил мой учитель. Вот я для себя и выбрала это заклинание, немного переработала и добавила новых свойств. Пригодилось, не зря столько труда потратила.

— Да.

Я озадаченно посмотрела на капитана. Что означает эхо «да»? Он что, меня так похвалил? Или просто констатировал факт? Или хотел напомнить, что ничего этого не нужно было бы, если бы мы не подобрали по дороге Чистомира?

Внезапно повозка резко затормозила. Я перевела взгляд с Ярослава, на которого неизвестно сколько таращилась, на дорогу. А там…

Там стоял ульдон. Спутать мага-перерожденца с кем-то другим было невозможно. Черная мантия, в карманах которой были спрятаны кисти рук — я знала, что они у ульдона неестественно вытянутые, с длинными крючковатыми пальцами. Аура опасной, непривычной магии. Страшный взгляд глаз с огромными черными зрачками, почти не оставившими места для белков. Узкое лицо, обтянутое светлой, будто бумажной кожей. Черные волосы, больше похожие на жесткую конскую гриву, чем на человеческую шевелюру.

Ульдон молчал, молчали и мы. Чувствуя, как над нашими головами собираются угрожающие жизни тучи, я решила не дожидаться грозы и спросила:

— Что га-аспадин хороший желает?

Ульдон достал из кармана руку и молча поманил к себе пальцем. Ярослав начал было подниматься, но я слегка отстранила его рукой и слетела на дорогу, упав перед ульдоном на колени. Схватила мантию из мягкой на удивление ткани и судорожно ее поцеловала, придав лицу максимальное выражение подобострастия.

— Га-аспадин хороший, простите нас, мы люди простые. Едем себе на рынок, хворостом торгуем. Дома ребятишек пяток, не сиротите их!

— Чего он молчит? — прошелестел ульдон, указав на Волка.

Если Ярослав заговорит, то своим благородным выговором нарушит всю нашу конспирацию.

— Немой он, га-асподин хороший, немой-то муж мой. Не гневайтесь, га-аспадин хороший, может, вам хвороста надобно? Нету больше ничего, совсем нету, дома детки и старуха-мать, га-аспадин хороший!

Я стояла коленями в пыли, и по моим щекам текли настоящие слезы. Только бы он не почувствовал! Только бы не понял, что повозка ненастоящая! Кажется, я замаскировала все следы магии достаточно хорошо, но ведь это маг-перерожденец! Кто их знает! Только бы он не узнал, что внутри Чистомир! Как ни злил меня порой этот наглый и развратный тип, но он был моим другом детства и тоненькой ниточкой связывал меня с тем прошлым, когда у меня было все хорошо, когда не нужно было валяться на дороге, унижаясь перед незнакомым магом, дрожа от ужаса.

— Отстань! — Он пнул меня подкованной туфлей в бок, заставив упасть и скорчиться от боли, и взлетел вертикально вверх, прошелестев мантией.

— Вставай. — Волк помог мне подняться. — Очень больно? Идти сможешь?

— Все терпимо. — Я похромала к фургону.

— Не расслабляйся, — тихо сказал Ярослав. — Он тут где-то рядом, я его чувствую.

Я села на козлы, и мы медленно поехали, имитируя скорость неспешного хода крестьянских кляч. Меня била мелкая дрожь, голова кружилась, я молилась только об одном: чтобы моего умения и магии хватило продержать заклинание до того момента, как ульдон от нас отстанет.